тельно часто, а то время как за ее пределами очень редко.

Однако подобные гривны известны и на Руси, где они представляют собой несомненный импорт.

Болгарские ювелиры иногда были людьми богатыми, о чем свидетельствуют их надгробия. Так, на одном надгробии в Болгаре есть надпись: «Почитатель ученых, кормилец вдов и сирот, сын Мусы, золотых дел мастер Шагид-Улла».

Могильники мусульманского времени содержат мало вещей, что объясняется религиозным запретом класть вещи в могилу. В них изредка встречаются мелкие медные, серебряные или золотые украшения и обрывки шелковых тканей. Наличие богатых привозных тканей в болгарских погребениях часто сопоставляют с сообщением арабского дипломата Ибн-Фадлана, посетившего Болгар в 922 г., где он встретил портного из Багдада. Арабская метрополия была религиозным центром, законодательницей мод, но ее власть на периферии даже после ее признания болгарами была номинальной.

Гончарное производство в Волжской Болгарии достигло больших успехов, хотя наряду с сосудами, сделанными на гончарном круге, встречаются лепные. Широко распространены болгарские кувшины превосходного обжига, аналогичные которым встречались еще в Танкеевском могильнике.

Волжская Болгария была первым европейским государством, испытавшим тяжесть монголо-татарского завоевания. Оно не принесло ей никаких новых элементов культуры.

Облик материальной культуры волжских болгар наиболее сходен с культурой современных казанских татар и чувашей. Связь особенно с культурой татар прослеживается по форме ювелирных изделий, устройству жилищ, бытовому орнаменту и т. п. Волжские болгары в XV — XVI вв. приняли полузабытое имя татар — одного из монгольских племен, прямого отношения к ним не имевшего.

ГЛАВА 20

РУССКИЕ ГОРОДА XIII—XV ВВ.

Монголо-татарское нашествие было для Руси тяжким бедствием. Орды Батыя испепелили многие важные русские города, тысячи деревень и сел, истребили и увели в плен значительную часть населения. Те из русских земель, которые избежали разорения, в конце концов тоже были вынуждены признать власть захватчиков и испытать их гнет. Были разрушены не только города и села — была разрушена экономика страны. Даже в конце XIV в., т. е. уже после Куликовской битвы, по описанию патриарха Пимена, к югу от Рязанских земель лежали некогда культурные области в состоянии полного запустения. На них не было ни пахарей, ни хлебов, ни града, ни села, только зверей множество. Монголо-татарский гнет и после Батыева погрома ощутимо препятствовал восстановлению хозяйства, в особенности сельского. Грабительские набеги, увод в плен крестьян, угон скота, увоз хлеба, уничтожение сел — все это повторялось вновь и вновь.

Возрождение русского сельского хозяйства шло медленно не только потому, что приходилось начинать все сначала, но и в силу застойного характера самого феодального способа производства, основной отраслью которого оно продолжало оставаться. Первые признаки начинающего возрождения появились в конце XIII в., но лишь к середине XIV в. стали ощутимы результаты нового подъема.

Археологическое изучение русской деревни XIII — XV вв. практически не начато. Причины тому те же, что и для предшествующего периода: разрушенность культурного слоя, его небольшая толщина. Села, существующие с XIV в., известны по письменным документам, но ни одно из них археологически не изучается. Все, что мы знаем о деревне этого времени, нам из-