Видимо, возникшая в регионе южного Приладожья нестабильность весьма отрицательно сказывалась как на состоянии международной торговли, так и на самой безопасности Новгорода. Во многом попыткой ее устранения и удачным выходом из создавшегося положения стал династический брак между Ярославом Мудрым и дочерью Олава Шведского — Ингигерд в 1020 г. [Рыдзевская, 1978: 67]. Ладога и Приладожье были преподнесены Ингигерд в качестве свадебного дара и переданы в управление ее родственнику — гаутландскому ярлу Рагнвальду — стороннику Олава Норвежского [Рыдзевская, 1945: 59]. Таким образом, Ладожское ярлство превратилось в своеобразную буферную зону между Скандинавией и Русью. Как владения Ингигерд, эта зона была защищена от нападения шведов, а как лен Рагнвальда — от нападения норвежцев. О сходных целях при переустройстве Ладоги свидетельствует, по мнению А. Н. Кирпичникова, относящееся к близкому времени ускоренное создание укреплений [Кирпичников, 1985: 25]. Зависимость этой территории от Русского государства и княжеской власти проявилась как в увеличении экономического влияния Новгорода на эту территорию, так и в активном участии выходцев из Приладожья в жизни Новгородской земли. Это выразилось в участии Рагнвальда, а затем его сына Эйлифа с дружиной в военных походах Ярослава Мудрого и новгородцев [Рыдзевская, 1945: 59—60]. Таким образом, юго-восточное Приладожье в это время, оказавшись в стороне от магистрального пути трансевропейской торговли, видимо, переориентировалось на посредническую торговлю между финскими племенами, о чем свидетельствует увеличение количества финских предметов и западноевропейских монет, поступавших через Новгород, занимавший более удачное положение на торговых путях. Это положение Приладожья и своеобразная внешнеполитическая ситуация несомненно сильно способствовали сближению его и Новгорода. К сожалению, крайне трудно говорить о роли Ладоги в этом процессе, поскольку в настоящий момент не известно достаточно значительных остатков культурных слоев XI в. ни на Земляном городище, ни на Варяжской улице. Однако, косвенным свидетельством о начавшемся процессе экономической переориентации юго-восточного Приладожья является незначительное количество серийных изделий XI в. в недендродатированных слоях Земляного городища, в отличие от погребений юго-восточного Приладожья, и отсутствие достоверных следов их изготовления в Ладоге.

Погребальные комплексы после 1070-х гг. представлены в юго-восточном Приладожье достаточно близкими по своим обрядовым характеристикам памятниками. Эти памятники сходны со многими другими погребальными древностями Новгородской земли XI—XIII вв., получившими в археологической литературе название «древнерусские курганы», хотя и отличаются некоторым своеобразием. Количество вещей, свидетельствующих о связях приладожского населения в это время, значительно сокращается — более чем в два раза по сравнению с предыдущим периодом. Этот процесс отражает, видимо, не только процесс определенной изоляции юго-восточного Приладожья, но и общее сокращение числа изделий в погребальном инвентаре и увеличение количества «полиэтничных» предметов, являющихся продукцией новгородского городского ремесла. Единственной группой вещей, для которой с достаточной определенностью можно говорить об источнике их поступления, являются вещи, связанные с финскими древностями (рис. 3). Однако, у нас нет возможности определить характер связей, в рамках которых произошло поступление этих вещей — носили они характер непосредственных торговых контактов выходцев с различных территорий или являлись только движением отдельных вещей через руки многих посредников.

Ослабление связей юго-восточного Приладожья выразилось и в динамике поступления монетного серебра. С одной стороны, количество монет, дата чеканки которых позже 1070 г., сокращается более чем в два раза по сравнению с предшествующим хронологическим отрезком (рис. 4), несмотря на то, что продолжительность рассматриваемого периода несоизмеримо больше, нежели предыдущего — здесь известны и погребения XII—XIII вв. [Богуславский, 1992: рис. 32]. Кроме того, значительно возрастает количество монет, попадание которых в погребальные комплексы уверенно можно охарактеризовать определенным периодом запаздывания. Более того, поскольку хронология погребений настоящего периода