Библиотека

менее оказались такими же ценными для разрабатываемых Б. Н. Граковым вопросов.

В результате этих исследований в 1928 — 1935 гг. Б. Н. Граковым была опубликована серия статей по сарматской археологии, столь насыщенных тонким анализом материала, яркими наблюдениями, интуитивно подсказанными направлениями поисков, что они и по сей день остаются кладезем мысли, из которого можно бесконечно черпать идеи, каждый раз находя все новые аспекты рассмотрения той или иной проблемы³.

Достаточно сказать, что в первых же двух статьях «Памятники культуры скифов между Волгой и Уральскими горами» и «Курганы в окрестностях поселка Нежинского Оренбургского уезда по раскопкам 1927 г.», вышедших в 1928 и 1929 гг., были очень точно выделены два хронологических периода, охватывающие VI — первую половину IV в. до н. э. и конец IV — II вв. до н. э. Материалы из многих сотен сарматских погребений, вскрытых в последующие 30 лет, лишь слегка отодвинули начальную дату первого периода. Но рубеж между двумя хронологическими группами, впоследствии культурами, остался незыблемым. Тогда же были намечены границы распространения памятников этих двух групп, покрывающих территорию степей от Оренбурга до правобережья Волги⁴.

Но, утверждая культурное единство памятников первой хронологической группы на всей территории ее распространения, Б. Н. Граков отмечает и местные особенности для Самаро-Уральского региона, которые затем легли в основу выделения двух локальных вариантов савроматской культуры — Волго-Донского и Самаро-Уральского⁵.

Однако, разделяя точку зрения М. И. Ростовцева об отсутствии савромато-сарматских генетических связей, Б. Н. Граков отождествил раннюю хронологическую группу, то есть памятники блюменфельдского типа, с историческими скифами, считая, «что жители (оставившие эту культуру) были остатками скифских миграций»⁶. Правда, уже в IV в. до н. э. их вытеснили носители новой культуры (это вторая хронологическая группа IV—II вв. до н. э., памятники типа прохоровских курганов), которых он вслед за М. И. Ростовцевым считает каким-то ответвлением сарматской народности, но не господствующим классом сарматов-наездников, как писал М. И. Ростовцев, а сплошным сарматским населением⁷. Открытие массовых погребений рядового сарматского населения, тождественных по основным чертам обряда богатым всадническим захоронениям, подтвердило последнее положение.

Хотя Б. Н. Граков и отождествил блюменфельдскую группу памятников со скифами, свойственная ему удивительная научная интуиция все время приводила его к верным решениям при исследовании частных конкретных вопросов.

Так, блестяще анализируя вещи в зверином стиле из Блюменфельдского кургана и все время сравнивая их со скифскими, Б. Н. Граков говорит о независимости развития звериного стиля в восточной части Скифии. Он видит большую общность этого звериного стиля с камскими и сибирскими находками подобного рода. Сходство же блюменфельдской и западноскифской ветвей звериного стиля Б. Н. Граков объясняет единством их происхождения.

Собственно говоря, в этих замечаниях Б. Н. Гракова, прозвучавших почти полвека назад, совершенно верно выделена савроматская ветвь звериного стиля и определено ее место. Новые находки и исследования лишь подтвердили правильность сказанного Б. Н. Граковым⁸.

Особое место среди вышедших в конце 20-х — начале 30-х годов статей Б. Н. Гракова